Now you see me, now you don't
Я не могу, оно само. Оно берет мои руки, кладет на клавиатуру и печатает. Это выше меня, это сильнее меня. Все эти слова настолько хотят быть где-то употреблены, что просто разрывают меня изнутри. Я очень понимаю теперь Шурфа с его вечными тетрадками для записей. Просто безумие какое-то.
И да, мой дневник, что хочу,то и публикую.
Пусть это даже жуткого вида, пестрящие кучей грамматических и пунктуационных ошибок текстики по разным фандомам. В большинстве своем, весьма странные текстики.
ужасатьсяФэндом: Лабиринты Ехо
Автор: Мастер Сплетающий Вымысел
Бета: сама себе бета, гамма, весь латинский алфавит, пыточных дел мастер и палач в придачу. + к этому я иногда могу припрягать к этому делу Йошу, муахаха
Пэйринг: слабые намеки на Шурф / Макс
Рейтинг: G
Жанр: недослэш,
Размер: драббл.
Дисклеймер: Ничто не моё, даже этот текст после публикации здесь уже не совсем мой.
Описание: "В то самое мгновение на пол библиотеки Мёнина плавно спланировал сложенный вдвое, исписанный неаккуратным студенческим почерком тетрадный листок."
Псевдо-Максорефлексия. Легкое АУ после Гугландских Топей: Меламори прилетела, но склеить старую чашку, то есть восстановить роман с Максом у них не получилось.
А на самом деле его нет. Как бы глупо это ни звучало.
Не потому, что он Наваждение, созданное сэром Джуффином Халли, и даже наоборот, вопреки. Потому, что когда глупый способный мальчик Джуффин очень захотел придумать Вершителя, создал, а потом очень этим загордился, менее глупый мальчик Махи Аинти поспешил отвесить ему лечебный щелчок по лбу и прояснить: Чиффа не первый и не последний, кто, действуя, как ему казалось, по своей инициативе, осуществил что-то, что очень хотело быть. Потому что созданный Джуффином Макс был очень красивой, любовно подобранной, временной и очень шаткой оболочкой для этой силы. Этого события. Этого. Называйте, как знаете. Хотя почему «было», и сейчас есть.
Никакого человека нет, не-человека, впрочем, тоже. Ничего определенного нет, только странная сила, стихия, не кто-то, но событие. Можно придумать много сравнений, например, назвать его ветром – это ведь так похоже на него. Быть везде и нигде, всем и ничем, просачиваться сквозь пальцы желающего его поймать. Можно назвать его как угодно, и все наименования будут немного не тем. Или много не тем, это уж как посудить.
Макс прекрасно знает, что он есть, только вот почти никогда не позволяет себе вспоминать это знание. Он боится его, страшится, как ничто иное, цепляется скрюченными в судороге пальцами за свое спасительное воплощение, за образ, который создал ему Кеттариец, как утопающий за соломинку. Он пока держится, продержится ещё довольно долго, если повезет. Но потом его захлестнет его же сущность, утопит в водовороте и уволочет дальше по бурному течению. Потому что он не тот, с кем происходит. Он – то, что происходит.
Это – горькая правда. Но у каждого правда своя, а эта правда – явно не правда сэра Макса из Ехо. Пока, собранный с непосильной Джуффиновской помощью, он чувствует себя «здесь и сейчас», ведет себя как человек, увлекаясь и веря самому себе, совершает глупости, остается несовершенным - он жив. Оттого он так и страшится смерти: паршивка норовит вернуть его обратно, в русло бытия, отодрать все чувства и привязанности, все людские привычки и слабости, все ниточки, связывающие его с чем бы то ни было – все то, что делает его Максом. А он уворачивается от её цепких объятий, как может, пока может. А порой, слишком абстрагировавшись от всего, смутно ощущает, что нет его. Не может быть. Но Джуффиново наваждение своевольно, оно не хочет не быть, оно принимает правила чужой, созданной для Вершителей, игры, делает свои ставки, передвигает фигуры по расчерченной шахматной доске. Почтеннейший Начальник Малого Тайного Сыскного Войска сделал ему великое одолжение – вседозволенность неизменного «рано или поздно, так или иначе». А он и пользуется, заискивая с Судьбой, отворачиваясь от Вечности, пугаясь и отшатываясь каждый раз, когда любая из этих чертовок глядит на него из отражения.
Сэра Макса нет, но в некоторые особо редкие и ценные моменты ему это абсолютно по-барабану. Это порой случается прямо в штабе Малого Тайного Сыскного Войска, когда утомленный очередной авантюрой герой переступает знакомый порог и тут же оказывается в душных цветастых объятьях сэра Мелифаро. В тот момент, когда Джуффин, снова расколов, а потом небрежно собрав хрупкий Максовский мирок, сочувственно пододвигает к страдальцу кувшин с камрой. Когда Макс, уловив момент, все-таки успевает занять То-Самое-Кресло раньше своего вечного соперника, сэра Кофы Йоха, а после торжествующе глядит на Кушающего-Слушающего, смеша своим видом всех присутствующих. Заключая очередной спор с неутомимой леди Меламори Блимм, травя байки о былых днях открытому для всего мира, оттого и такому доверчивому Нумминориху, ловя при возвращении в Мохнатый Дом радостные улыбки своих подаренных жён.
Когда-то давно, несколько лет назад, эти счастливые моменты настигали его где-то под одеялом несравненной леди Теххи Шекк, но все изменилось – Теххи, той прежней Теххи больше нет. Они с Максом были похожи, пожалуй, даже больше, чем им обоим хотелось. Оба как бы «понарошку», какая досада, а?
Но чаще всего спасительный благостный настрой посещает его, когда он сидит на дереве во дворе у своего лучшего друга и слушает, как тот вдохновлено вещает о литературе, поэзии и прочих малодоступных шаткому максовскому разуму прекрасных вещах. Или во время неспешной прогулки по каменным мостовым Ехо за неспешной же беседой. Когда он случайно втягивает сэра Лонли-Локли во всякие передряги, а потом сам же и вытаскивает. Когда всем своим видом отчаянно требует спасения и получает его. На Тёмной Стороне, где ворохом осыпаются все маски Истины на Королевской Службе и остается только Шурф. При обмене Ульвиара – ведь чужая шкура и правда оказывается слаще, чем своя собственная.
Сам Макс - как Мир Стержня, они похожи безумно, хоть и почти незаметно, оттого и полюбились друг другу с первого взгляда. Этот сэр Вершитель – такая же пустая сфера, и для того, чтобы удержаться и не разбиться вдребезги на мириады осколков, ему нужен свой стержень. Нечто, что могло бы давать ему силы, не позволяя вернуться в первозданное состояние. Крепко держать в ежовых рукавицах, неумолимо заставляя возвращаться раз за разом.
Но стоит ли вообще задавать вопрос о том, что или кто является для него этим самым стоп-сигналом, эдаким персональным бальзамом Кахара и спасательным кругом одновременно? Ответ на этот вопрос настолько очевиден, что его обычно упускают из виду.
Такова жизнь.
И да, мой дневник, что хочу,то и публикую.
Пусть это даже жуткого вида, пестрящие кучей грамматических и пунктуационных ошибок текстики по разным фандомам. В большинстве своем, весьма странные текстики.
ужасатьсяФэндом: Лабиринты Ехо
Автор: Мастер Сплетающий Вымысел
Бета: сама себе бета, гамма, весь латинский алфавит, пыточных дел мастер и палач в придачу.
Пэйринг: слабые намеки на Шурф / Макс
Рейтинг: G
Жанр: недослэш,
Размер: драббл.
Дисклеймер: Ничто не моё, даже этот текст после публикации здесь уже не совсем мой.
Описание: "В то самое мгновение на пол библиотеки Мёнина плавно спланировал сложенный вдвое, исписанный неаккуратным студенческим почерком тетрадный листок."
Псевдо-Максорефлексия. Легкое АУ после Гугландских Топей: Меламори прилетела, но склеить старую чашку, то есть восстановить роман с Максом у них не получилось.
– Уж ты-то должен знать, что твой Мир – всего лишь хрупкая мертвая сфера, насаженная на стержень настоящей силы, которая и делает его живым.
Это выглядит примерно так, – она протянула Кофе маленький засахаренный плодик на тонкой палочке.(с)
Это выглядит примерно так, – она протянула Кофе маленький засахаренный плодик на тонкой палочке.(с)
А на самом деле его нет. Как бы глупо это ни звучало.
Не потому, что он Наваждение, созданное сэром Джуффином Халли, и даже наоборот, вопреки. Потому, что когда глупый способный мальчик Джуффин очень захотел придумать Вершителя, создал, а потом очень этим загордился, менее глупый мальчик Махи Аинти поспешил отвесить ему лечебный щелчок по лбу и прояснить: Чиффа не первый и не последний, кто, действуя, как ему казалось, по своей инициативе, осуществил что-то, что очень хотело быть. Потому что созданный Джуффином Макс был очень красивой, любовно подобранной, временной и очень шаткой оболочкой для этой силы. Этого события. Этого. Называйте, как знаете. Хотя почему «было», и сейчас есть.
Никакого человека нет, не-человека, впрочем, тоже. Ничего определенного нет, только странная сила, стихия, не кто-то, но событие. Можно придумать много сравнений, например, назвать его ветром – это ведь так похоже на него. Быть везде и нигде, всем и ничем, просачиваться сквозь пальцы желающего его поймать. Можно назвать его как угодно, и все наименования будут немного не тем. Или много не тем, это уж как посудить.
Макс прекрасно знает, что он есть, только вот почти никогда не позволяет себе вспоминать это знание. Он боится его, страшится, как ничто иное, цепляется скрюченными в судороге пальцами за свое спасительное воплощение, за образ, который создал ему Кеттариец, как утопающий за соломинку. Он пока держится, продержится ещё довольно долго, если повезет. Но потом его захлестнет его же сущность, утопит в водовороте и уволочет дальше по бурному течению. Потому что он не тот, с кем происходит. Он – то, что происходит.
Это – горькая правда. Но у каждого правда своя, а эта правда – явно не правда сэра Макса из Ехо. Пока, собранный с непосильной Джуффиновской помощью, он чувствует себя «здесь и сейчас», ведет себя как человек, увлекаясь и веря самому себе, совершает глупости, остается несовершенным - он жив. Оттого он так и страшится смерти: паршивка норовит вернуть его обратно, в русло бытия, отодрать все чувства и привязанности, все людские привычки и слабости, все ниточки, связывающие его с чем бы то ни было – все то, что делает его Максом. А он уворачивается от её цепких объятий, как может, пока может. А порой, слишком абстрагировавшись от всего, смутно ощущает, что нет его. Не может быть. Но Джуффиново наваждение своевольно, оно не хочет не быть, оно принимает правила чужой, созданной для Вершителей, игры, делает свои ставки, передвигает фигуры по расчерченной шахматной доске. Почтеннейший Начальник Малого Тайного Сыскного Войска сделал ему великое одолжение – вседозволенность неизменного «рано или поздно, так или иначе». А он и пользуется, заискивая с Судьбой, отворачиваясь от Вечности, пугаясь и отшатываясь каждый раз, когда любая из этих чертовок глядит на него из отражения.
Сэра Макса нет, но в некоторые особо редкие и ценные моменты ему это абсолютно по-барабану. Это порой случается прямо в штабе Малого Тайного Сыскного Войска, когда утомленный очередной авантюрой герой переступает знакомый порог и тут же оказывается в душных цветастых объятьях сэра Мелифаро. В тот момент, когда Джуффин, снова расколов, а потом небрежно собрав хрупкий Максовский мирок, сочувственно пододвигает к страдальцу кувшин с камрой. Когда Макс, уловив момент, все-таки успевает занять То-Самое-Кресло раньше своего вечного соперника, сэра Кофы Йоха, а после торжествующе глядит на Кушающего-Слушающего, смеша своим видом всех присутствующих. Заключая очередной спор с неутомимой леди Меламори Блимм, травя байки о былых днях открытому для всего мира, оттого и такому доверчивому Нумминориху, ловя при возвращении в Мохнатый Дом радостные улыбки своих подаренных жён.
Когда-то давно, несколько лет назад, эти счастливые моменты настигали его где-то под одеялом несравненной леди Теххи Шекк, но все изменилось – Теххи, той прежней Теххи больше нет. Они с Максом были похожи, пожалуй, даже больше, чем им обоим хотелось. Оба как бы «понарошку», какая досада, а?
Но чаще всего спасительный благостный настрой посещает его, когда он сидит на дереве во дворе у своего лучшего друга и слушает, как тот вдохновлено вещает о литературе, поэзии и прочих малодоступных шаткому максовскому разуму прекрасных вещах. Или во время неспешной прогулки по каменным мостовым Ехо за неспешной же беседой. Когда он случайно втягивает сэра Лонли-Локли во всякие передряги, а потом сам же и вытаскивает. Когда всем своим видом отчаянно требует спасения и получает его. На Тёмной Стороне, где ворохом осыпаются все маски Истины на Королевской Службе и остается только Шурф. При обмене Ульвиара – ведь чужая шкура и правда оказывается слаще, чем своя собственная.
Сам Макс - как Мир Стержня, они похожи безумно, хоть и почти незаметно, оттого и полюбились друг другу с первого взгляда. Этот сэр Вершитель – такая же пустая сфера, и для того, чтобы удержаться и не разбиться вдребезги на мириады осколков, ему нужен свой стержень. Нечто, что могло бы давать ему силы, не позволяя вернуться в первозданное состояние. Крепко держать в ежовых рукавицах, неумолимо заставляя возвращаться раз за разом.
Но стоит ли вообще задавать вопрос о том, что или кто является для него этим самым стоп-сигналом, эдаким персональным бальзамом Кахара и спасательным кругом одновременно? Ответ на этот вопрос настолько очевиден, что его обычно упускают из виду.
Такова жизнь.
@темы: слэш и трэш, шурфомакс, да, я теперь сюда ещё и свои зарисовки писать буду, макс фрай